Андрей, 44 - 30 августа 2009 00:53

Нам лишь кажется, что мы живем непрерывно.
Тот ли я копался в песочнице? Тот ли я что путался в застежках, снимая
первый бюстгальтер с первой женщины? Тот ли я зубрил ночами,
впихивая в голову знания, никогда не потребовавшиеся в жизни? Атомы
моего тела сменились несколько раз, всё, во что я верил, оказалось
недостойным веры, всё, что я высмеивал, оказалось единственно
важным… так кто же я? Что во мне от мальчика с кудрявыми волосами?
Узнает ли меня школьный друг, вспомнит ли мои губы девчонка из
параллельного класса, найду ли я, о чем говорить со своими учителями?
Взять меня пятилетнего - да в нем больше сходства с любым пятилетним
ребенком, чем со мной! Возьми меня восемнадцатилетнего — он тоже
думает гениталиями, как любой восемнадцатилетний пацан! Возьми меня
двадцатипятилетнего - он ещё мнит, что жизнь вечна. Так почему же мы
думаем, будто нам дана одна-единственная непрерывная жизнь? Самая
хитрая ловушка жизни — наша уверенность, что умирать ещё не
доводилось! Все мы умирали много раз. Мальчик с невинными глазами,
юнец, веселящийся ночами напролет, даже тот, взрослый, нашедший
всему в жизни ярлычок и место, — все они мертвы. Маленький мальчик,
разве его мечты имеют хоть каплю сходства с моей нынешней жизнью?
Юноша хотел любви — но разве он понимал, что хочет лишь секса?
Взрослый распланировал свою жизнь до самой смерти — но разве
сбылись его планы? Я уже другой… я каждый миг становлюсь другим,
вереница надгробий тянется за мной в прошлое. И это правильно. Это
неизбежно. Уныл и бесплоден был бы мир мудрых старцев, прагматичен и
сух мир взрослых, бестолков и нелеп мир вечных детей. Грусть и
виноватость вызывает ребенок, отвергающий детство, торопящийся жить,
вприпрыжку несущийся навстречу взрослости. Смущение и жалость
вызывает взрослый, скачущий наперегонки с детишками или балдеющий в
сорок лет под «металл». Молодящиеся старички, мудрствующие юнцы —
все это упрек миру. Слишком сложному миру, слишком жестокому миру.
Миру, который не знает смерти. Миру, который хоронит нас каждый миг.
Если бы мне дали самую вожделенную мечту человечества, если бы мне
вручили бессмертие, но сказали: «Расплатой будет неизменность» - что бы
я ответил? Если в открывшейся вечности я был бы обречен оставаться
неизменным? Слушать одну и ту же музыку, любить одни и те же книги,
знать одних и тех же женщин, говорить об одном и том же с одними и
теми же друзьями? Думать одни и те же мысли, не менять вкусы и
привычки? Я не знаю своего ответа. Но мне кажется, это была бы
чрезмерная плата. Страшная плата, с лихвой перекрывающая вечность. В
этом наша трагедия, наш замкнутый круг. Мы не хотим умирать, но мы не
можем остановиться — остановка будет лишь иной формой смерти. Вера
говорит нам о жизни вечной… но чья жизнь имеется в виду? Меня —
малыша? Меня — юноши? Меня — прагматичного и сухого? Меня,
разбитого старческим маразмом? Ведь это тоже буду я… но каким же я
воскресну в вечности, неужели беспомощным слабоумным? А если я буду
пребывать в здравом уме и твердой памяти — то чем провинился
обеспамятевший старик? А если воскреснет каждый «я» - то хватит ли
места в раю хотя бы для меня одного?
Лишь иллюзия непрерывности дает силы жить, не замечая тех нас, что,
будто тени, падают к ногам. При каждом шаге, при каждом вдохе. Мы
умираем и оживаем, мы оставляем мертвым хоронить своих мертвецов.
Мы идем, зная, что у нас нет выбора. И может быть, мы должны быть
благодарны за то, что у нас нет выбора.
Отвергая вечность, мы теряем смысл существования. Но, отвергая
изменчивость, мы теряем смысл самой вечности…
Лукьяненко "спектр"

• 
• 
•