Владимир, 58 - 8 февраля 2007 13:39

В моей стране помимо грязи леса есть, горы и моря. Они в руках у всякой мрази (вина тут в чём-то и моя). Кругом предтечи и преддурки – на двор таких не зазывать. Играют в жмурки жмуры-урки, на пышный гроб сменив кровать. В какой-то призрачной надежде на то, что избраны судьбой, живут здесь люди, как и прежде, страны не чуя под собой. Ну а сновать туда-обратно cтране трудней день ото дня. Восток коварней во сто крат, но Запад – тоже западня. И что же делать, в самом деле? Куда ни глянь – везде враги! Но мы погрязли в переделе, уже не чувствуя шаги ни командора, ни коммандос, ни даже собственных братков. Мы просто прячемся под пандус и ждём, что, может быть, Фрадков поможет. Но и он, не слыша шаги, напутствует воров, а понаехавшая крыша нам заменяет нынче кров. Живут в пентхаусах плэйбои и их плэйгёрлы подле них, забыв, что небо голубое не только лишь для них одних, и что мы все под этим небом свой коротаем скорбный век, поскольку не единым хлебом живёт на свете человек. Вот так подумаешь об этом, и подступает к горлу ком. Но раз назвался ты поэтом, то как не думать о таком? А если думать, очень скоро тебя накроет депресняк - своей же совести укора способен вынести не всяк. Никто из нас не бескорыстен, и эта правда так проста! Но правды далеки от истин, как христиане от Христа. Гоня апатию, как муху, я лезу в мыслей бурелом, смотрю внимательно порнуху и размышляю о былом. Вот, помню, я спросил у бабы, жующей перец и чеснок: "А ты ноктюрн сыграть смогла бы на флейте той, что между ног?" Не помню, что она сказала, поскольку был на тот момент немного пьян (потом с вокзала меня прогнал какой-то мент). Но я отвлёкся. На экране уже вовсю царил разврат, свои показывая грани, чему я был, как зритель, рад. И голого энтузиазма актёр исполнен был весьма (он ждал заветного оргазма, как очень важного письма). А я разглядывал актрису: её печальные глаза в углу чертили биссектрису и были цвета «бирюза». Как полагается, сначала, взяв хуй губами, как кларнет, она задумчиво молчала, актёру делая минет. А я услышал... нет, не звуки – как будто мысли по волне, ещё не ведомой науке, передаваться стали мне. Её тревоги и обиды, её сожжённые мосты, её на будущее виды, её разбитые мечты, и размышления о крае, где родилась и где живёт, где всё тепло давно украли, оставив только снег и лёд. Где нужно быть довольно резвым, по льду коварному скользя. Где пьют, как пьют, поскольку трезвым всё это вынести нельзя. Где нет торнадо и цунами, но где всегда переполох, и где жалеешь временами, что не ослеп и не оглох, и что в окно не вышел смело, совсем уйти отсюда чтоб... Мне это быстро надоело – взяв пульт, я стал давить на «stop», но, не добившись остановки, швырнул со злости пульт в экран.

Актриса, лёжа на циновке, скончалась вскорости от ран.

• 
• 
•