Xloya, 68 - 21 ноября 2019 00:15

Геннадий Красников
январь, 2018
БЫТЬ ПОЭТЕССОЙ В РОССИИ

В 2017 году Юнна Мориц отметила 80-летний юбилей. Её голос, её "глаголы женского рода" - самые слышимые сегодня во всей России, в читающем западном мире. В каком-то смысле она возрождает Россию читающую, ибо читатели ищут её стихи, ждут их, как ждали люди в своё время фронтовые сводки с полей сражений, ждут тем более во времена, предсказанные Аполлоном Майковым, когда: "Бой повсюду пойдёт, по земле, по морям, И в невидимой области духа".

По всем идеологическим эпохам - от советской до либерально-демократической - Юнна Мориц проходит как "не наш поэт", поэт из "чёрных списков". Что можно считать высшей наградой, отмеченностью счастливым знаком быть свободным человеком в несвободном мире. Свободность свободного человека пугает несвободных людей, она кажется им непростительно дерзкой, не от мира сего. Но золотое перо в руках Юнны Мориц, дарованное ей Богом, невозможно и недостойно променять ни на какие тусовочные похлопывания по плечу за отказ от собственного я, от Судьбы истинного поэта, а потому -

И в чёрных списках было мне светло,
И многолюдно в одиночестве глубоком.

Стихи Юнны Мориц слишком крепкий напиток, эссенция, которая обжигает, сдирает заскорузлую кожу с сердца, чтобы осталась только одинокая вечная душа, хранительница мировой гармонии и красоты, и голая совесть. Совесть, которая по утверждению Бердяева, есть место встречи человека с Богом. Для Юнны Мориц нет эстетики вне этики, вне милосердия и сострадания, вне красоты спасающей мир и красоту. Оттого она, "лирик в чистом виде", бесстрашно встаёт рядом с растерзанной Сербией, создавая поэму "Звезда сербости": "И сербости я надеваю звезду, Чтоб сербов не бросить в аду холокоста", переходя порою на брутальный язык, объясняя американским "демократизаторам" и лично мадам Олбрайт их звероподобную фашистскую сущность...

Оттого она встаёт рядом с Виктором Бутом, заложником подлых заокеанских носителей добра и света. Она встаёт рядом с народом-победителем в Великой Отечественной, рядом с маршалом Жуковым, рядом со Сталиным (не будучи сталинисткой), рядом с жителями Донбасса, со всеми оклеветанными, оболганными, униженными и оскорблёнными, кому исторические мародёры и профессиональные русофобы западного и местного разлива объявили смертельную войну:

Я - странный человек, мне - сотни тысяч лет,
Где Вечное Теперь и вечные повторы.
Люблю свою страну, и мрак её, и свет.
Особенно люблю - под лай фашистской своры!

Ей этого, конечно же, не прощают. Как Сноуден или Ассанж, Юнна Мориц опасна, ведь Поэзия путём зерна, неисповедимыми путями Слова, как в Откровении от Иоанна, прикасается к последним тайнам мира и вынося эти тайны на свет называет вещи своими именами.

Поскольку Юнна Мориц пишет опасно об опасном - писать о ней сегодня также опасно. А то какой-нибудь вездесущий Быков накатает свой убогий донос в вечность, ведь Юнна Мориц и её молодое, дерзкое, страстное творчество - как стихи Пушкина, как стихи Тициана Табидзе, как стихи Есенина и Маяковского, Ахматовой и Цветаевой - принадлежат вечности, той чистой и нетронутой вечности, прохладное сияние которой отражается в её лирике:

Всё изменится, ландыш останется прежним,
Всё изменится, прежним останется свет
В колокольчике с запахом, острым и нежным,
Белоснежным, как тайна, где мерзости нет!

Юнна Мориц умна, остроумна, музыкальна, милосердна и беспощадна. Слава Богу, в ней нет олимпийского спокойствия восьмидесятилетнего Гёте. Написав более сорока лет назад эссе "Быть поэтессой в России", сегодня она называет себя поэткой, которой читатели платят самой дорогой и живой валютой - люблями. Ни в одном обменнике нет такого высокого курса как у этой валюты - курса Любви и Поэзии.