МнеФиолетово, 41 - 24 января 2016 13:15

Вполне вероятно, что минувший век так ополчился на неравенство, потому что оно было еще одной границей, различием между людьми, а он пытался стереть все границы.
Это была одержимость тем, что люди одинаковы, и потому любые границы - всего лишь тягостное наваждение. Человек волен выбирать автомобиль любого цвета, с единственным условием - он должен быть черным.Вышеуказанный принцип был сформулирован и воплощен в самой свободной стране. Людям нравилось ездить именно в одинаковых машинах, мечтать одинаковые мечты, слушать музыку по радио, зная при этом, что вместе с тобой ту же мелодию слышат миллионы. Причина этого глубже, чем давление империй и конвейеров: одинаковость была заманчива для человека, поскольку избавляла от одиночества - только абсолютно одинаковые люди способны понять друг друга. Счастливые толпы устремлялись на стадионы: Тушинский авиапарад, Мартовское поле или концерт "Битлз" - без разницы.
Уходила в прошлое рознь между белыми и неграми - они ведь внутренне не различаются ничем. Аналогично, должны были стереться различия между городом и деревней, барьеры между мужчинами и женщинами, будущее было за народными театрами, а картошку замечательно убирали академики.
Единственным и досадным исключением были государственные границы. Но, как мы понимаем сейчас, это было исключение из разряда тех, которые не просто подтверждают, а даже обеспечивают существование правила. Ибо стоило рухнуть бетонным стенам и стальным занавесам, как границы стали появляться там, где их, казалось бы, давно стерли. Несколько миров человечества сменились на сотни, тысячи мирков.
Ветры истории поменялись. Полвека назад радио сплачивало народы империй, десять лет назад оно же и взорвало их голосами извне, а сегодня бесповоротно делит людей на поклонников той или иной музыки.
Белые и негры вдруг поняли, что неграм никогда не понять Шекспира - не потому что они тупей, а просто культурная парадигма другая; и точно так же белым не понять негритянских писателей. Чужая культура: навсегда непонятная и тем чарующая экзотика. Японцы называют иностранцев "хакужинами" и не пускают в свои бары. Если они перестанут это делать, более всего будут опечалены "хакужины" - они понимают, что без японской загадочности мир станет скучнее, как и без свирепой страстности арабов.
Точно так же, несмотря на все старания, мужчины и женщины так и остались разными, друг для друга непонятными существами. Непонимание только усугубилось: мужчина еще может понять, когда женщина ищет мужчину (хотя тоже дурость, чего его искать - вот же я) и борется за него (аналогично - дверь давно открыта), но понять женщину, которая борется за свободу...
То же самое, впрочем, испытывают и женщины. При этом и мужская, и женская логики изучены вдоль и поперек, описаны в сотнях книг: непонятно чего - бери и читай. Вот книги, как можешь соблазнить ты, а вот - как будут соблазнять тебя. Каждый шаг партнера ясен наперед, и, главное, ясно, что если промедлишь в соблазнении ты, то соблазнят тебя. Наличие любовных драм в такой ситуации может означать только одно - так интересней.
Общение возможно, только когда другой таков же, как ты... но к чему общаться с самим собой? Нас отталкивает похожее и притягивает непонятное; вот сила, которая движет миром. Потому мир делится. Мы возводим в принцип даже микроскопические различия, воздвигаем границы даже там, где их не было никогда. Эти границы - не бетонные стены, как встарь, они, скорее, из стекла, делающего любой предмет заманчиво недоступным и в то же время достижимым.
Ранее любая вещь, - будь то электролампа или человек, - не соответствовавшая стандарту, была обречена. Сегодня обогрет, любим, выживает только человек, не похожий на окружающих. С ним интересно, а это сегодня ценится превыше всего. Дороже этого только, пожалуй, оригинальная идея, однако и за этим - тоже к нему.
Он обречен на одиночество. Возможно, его будут любить за то, чего он сам в себе не замечает, или чего в нём на самом деле в нёт и вовсе: так зайцу никогда не понять вкус зайчатины.
Его никогда не смогут понять. Благоразумно даже не пытаться этого делать.
В конце концов, в мире не так уж много осталось интересных и непонятных вещей. Их нужно беречь.(с)