Кошка, 41 - 20 декабря 2014 01:37

Чуть не поддавшись тоске
и авитаминозу,
Зная, что где-то под снегом засела трава,
Ты получаешь внезапно стократную дозу
Без физраствора - чистейшего, блин, волшебства.
Лютую, страшную дозу! - Лови прямо в вену же.
И волшебству все равно, что такие, как ты
Ходят по миру чужие, как будто подменыши,
Связи свои разрывая, сжигая мосты,
Не понимая, какая их нынче порода,
Что теперь делать и как с этим жить? Кто бы знал,
Если теперь ты другого, волшебного рода,
Если открыли на полную силу канал?
Выл и хрипел, и заламывал руки в досаде я.
Мир изменился. Расчеты теперь неверны.
От волшебства не имеется противоядия.
Нет возвращения больше с другой стороны.

Тайной тропой лесной уведи, увези меня, в мир, где живут без печали, тоски, без имени,
Темной водой, ветрами, травой, осинами, тайной тропой в леса уведи, унеси меня.

Мара в лесу с рассвета до темноты: знает все знаки, травы и все цветы;
кто б, как она, лесную тропу прочел? Знает, как мед добывают у диких пчел,
знает, где ягод много и где грибы, знает, где нужный корень для ворожбы,
кормит с ладони белочек и зайчат.
Мать и отец на Мару опять кричат, вечно они укоряют ее вдвоем:
- Снова до ночи шаталась в лесу своем? Сватал Иванко, и Штефан к тебе ходил,
ну а тебе только лес твой проклятый мил. Что твои ягоды, что нам твой дикий мед?
Замуж упырь из чащи тебя возьмет? Девке уже к восемнадцати, самый цвет!
Марушка тихо им говорит в ответ:
- Чем я негодна вам, чем я нехороша? Разве дурнее других у меня душа?
Разве не для людей я в глуши лесов травы ищу лечебные? На засов
Можете запирать - все равно уйду; мне же без леса - хуже житья в аду.
Чем за немилого - правду вам говорю - лучше пойду в чащу темную к упырю.

Только ни мать не разжалобить, ни отца. Дочь отдают за Драгоша-кузнеца.
Может, не самый красивый из всех парней, но работящий, и справиться может с ней.
Дурь-то лесную повыбьет из головы!
Мара рыдает. За окнами крик совы. Что натворили вы, матушка и отец,
Завтра идти за нелюба под венец. Заперта в горнице девка на три замка,
Пусть посидит да проплачется пусть пока.

Лес за окошком виднеется вдалеке. Травы лесные сжимаются в кулаке,
Кровь на ладони - из шелка закрыть платком. Льются слова заклятием-шепотком:
- Тайной тропой лесной уведи, увези меня, в мир, где живут без печали, тоски, без имени,
Темной водой, ветрами, травой, осинами, тайной тропой в леса уведи, унеси меня.

Марушка в платье - прекрасная, что княжна, статью красива, движениями нежна,
А что глаза заплаканы - не беда, стерпится скоро, слюбится, как всегда,
Будет, как велено, плачь ли, не плачь навзрыд. Дьякон у церкви уже, дома стол накрыт,
Вот и народ собрался, и ждет жених. Мара-невеста сквозь слезы глядит на них,
Шепчет, лесную сжимая в руке траву.

Что это? Нешто всем грезится наяву? С роду никто не видел таких чудес.
С места поднялся и двинулся темный лес, кругом деревни - мрачен сомкнулся, лют!
И перепуганный видит такое люд:
Тучи стянулись, и в ночь обернулся день. А по дороге из леса струится тень.
"Что твои ягоды, что нам твой дикий мед, замуж упырь из чащи тебя возьмет"?
Так и случилось - верь ли, не верь глазам, дух из чащобы за Марой явился сам.
Темень накрыла деревню на полчаса; в темени даже не слышались голоса,
Мрак разлетелся, как черное вороньё. Где же невеста, куда увели её?
Бабы кричат, кто-то вилы схватил, топор.

Марушку больше не видел никто с тех пор.

Тайной тропой лесной уведи, увези меня, в мир, где живут без печали, тоски, без имени,
Темной водой, ветрами, травой, осинами, тайной тропой в леса уведи, унеси меня.

Я читал - было сказано в мудрой одной пословице,
Что любовь - это крепость, и сила, и даже душа моя.
А вокруг оглядишься - и волосы дыбом становятся
От того, как другие калечат её, не думая.
От того, как бросают, и топчут, как легкомысленно
В неё верить перестают.
Ну конечно, дело ли -
Как поверишь, она необъятна и не исчислена,
Измерителей силы любви-то пока не сделали.
Не схватить ее в горсть, не собрать её в образ чёткий,
Не сказать, что там именно светится между вами,

Только что говорить, если даже зубные щетки
Ваши в ванной друг к другу повёрнуты головами.

И сломать это просто, но нету страшнее бедствия -
Перед небом два раза не срежешься на экзамене.
То, что разные вы - не причина, скорее, следствие:
Не цветет без воды земля, нет без ветра пламени.

Я не мастер речей, я не гуру, знакомый с ведами.
Да и кто будет слушать меня, дурака, уродца?

Только те, кто из мрака вели меня, мне поведали,
Что любовь - она есть.

И есть смысл
За нее
Бороться.

Лёжа в постели, в автобусе сонно брEдя,
я измышляю истории и миры.
Маги, драконы и оборотни-медведи,
Киборги, эльфы. Турели и топоры.
Сложно легенде приказывать. Ведь она же,
словно дорога, сама убегает в лес!
Там у меня всегда есть персонажи -
жадные до приключений и до чудес.

Каждый идет вперед, пробиваясь с боем.
Уличный воин, небесный пират, бандит.
Кто-то родился демоном, кто - ковбоем,
тот всемогущий, а тот без гроша сидит.
В этих мирах я закон и порядок, так-то -
всем прикажу, и солдату, и королю!

Ты лишь запомни один - очень важный - фактор:
Всех их, да, всех до единого, я люблю.

Нет, ну законы вселенной и мне знакомы:
Только заслуженно каждый получит приз!

Братья найдутся. И выйдет из долгой комы
где-то в Нью-Йорке последний крысиный принц.
Крейсер небесный пройдет по границе тонкой.
Снимет проклятье раскаявшийся вампир.
Демон-хранитель собой заслонит ребенка,
девочка с кошкой спасут от Кошмара мир.
Феи, плененные ведьмой, получат волю;
юный Шериф отобьет городок у тьмы.
Я никогда
никому из них не позволю
даром страдать!

Вот и думаю - может, мы
Тоже герои фантазии для кого-то?
Чьи-то легенды и нитей судьбы клубок.

Может быть, в эту секунду домой с работы
Где-то в небесном автобусе едет Бог,
думая нас - наши тропки и автострады,
Статусы - воин ли, нищий, плебей ли, знать,
Каждый наш выбор; задания и награды,
Детские страхи, и способы их прогнать.
Как тебе эта идея? Поди, страшит, а?
Всё может кончиться плохо в один момент.

Но если мы по подобию Бога сшиты,
значит, Ему тоже нравится хэппи-энд.

Значит, какой бы ты ни был несчастный, бедный,
в самый отчаянный, волчий и черный час
Помни, что все мы герои Его легенды.
Мы победим.

Потому что Он любит нас.

...И мы едем по краю, по странной и незнакомой
и ничейной земле. Под колесами мир течет.
Ты навеки со мной - раздирающим горло комом.
Расстояние, время и место уже не в счет,
Потому что ты воздух, пьянящий глоток эфира,
мой прыжок через самый большой болевой порог.

Я люблю тебя больше, чем все мотоциклы мира,
я люблю тебя больше ветра и всех дорог.

В вопросах Победы - да, я ретроград. Притом,
на тему, увы, не приемлющий словоблудия.
* * *
Мне бабушка в детстве рассказывала о том, как прадеду голову взрывом снесло орудия,
Про бомбы в саду и про зимний голодный ад; в Баварию как не угнали едва в сорок третьем;
как дойче зольдатен давали им шоколад и плакали тихо по собственным дойче детям.
Как с братом на печке пряталась под дохой - подальше от глаз офицера СС поддатого.
А дед ничего не рассказывал - был глухой, всю жизнь свою, после контузии, с сорок пятого.
* * *
Сейчас, вроде, модно спорить, наперебой
друг другу орать, как всё было - я понимаю,
Но я ретроград. На три буквы пойдет любой,
кто гадость при мне про девятое скажет мая.

Да, я ретроград, и такие как я - больны,
и наша болезнь - это память, и боль, и правда
В глазах ветеранов с последнего их парада.
* * *
Дай, Господи, нам никогда не узнать войны.

Ты смотришь.
А я
в этом кожаном чёрном кресле,
Скребу подлокотник.
Зрачки мои широки.
Скажи мне одно -
А ты будешь любить меня, если
я с этого дня ни одной не смогу строки?

И счетчик стучит, и дозиметра ноет зуммер,
И плавают стены, сквозь щели смолой сочась.

Ты будешь любить, если я, предположим, умер,
И мертвый тебе это всё говорю сейчас?

Ты будешь любить, когда взвоет за дверью стая,
Когда Рубикон запретит перейти сенат?
Когда ты почуешь, что я начинаю таять,
И что выхожу из системы координат?

Когда целый мир, свои острые зубы скаля,
Вонзит в меня сотни наполненных ядом жал?
Ты будешь любить?
Так,
Как Шиву любила Кали,
танцуя на нём, когда он не дыша лежал?
Ты будешь?...

Так знай, что поставленный на колени,
В любой темноте, в безысходности или тлене,
На дне, под землей, в самой страшной морской глуби
Когда я останусь, оплёван, забыт, покинут,
Когда все вселенные разом возьмут и сгинут -
Мне дела не будет!

Ты только меня люби.

Детская травма

Вот бывает - урод, пошёл-нафиг и крокодил,
Все гештальты закрыл и все комплексы победил.
Вот такой нереально прокачанный персонаж!
Тебе больше не нужен щит и не нужен нож,
Ты ведь этого и добивался, красивый наш,
Вот любви тебе тонна, на десять её умножь.
Вот тебе уважение, лавры, а вот престиж.
Ты теперь обходителен, вежлив и толстокож.
Среди тонны любви, как дурак, неживой сидишь.
Где же ты просчитался, и чем невкусна победа,
Что ты лезвием криво в своем прописал уставе?
Просто тех, кому в детстве не дали велосипеда,
Никакой сраный Бентли по адресу не доставит.
Просто те - нелюбимые, странные - просто те
Опрометчивой раной открытые в простоте
И ошмётки себя сжимающие в горсти,
Наловили такого в период до десяти,
Что за целую жизнь не исправить, не разгрести.

На груди под свинцовой пластиной зияет брешь.
Вот любви тебе тонна. Чего её не берёшь?
Просыпаешься - врёшь. Улыбаешься - тоже врёшь.

А хотел быть любимым - так на, не объешься - ешь.

Ревность

В изначальном потоке цвета и голосов,
В этом яростном вихре, что был еще до стихий,
Мы сверкали алмазами, слушая вечный зов,
Танцевали Тебе и читали Тебе стихи,
Ничего от Тебя не пряча и не тая,
И помимо любви не ведая ничего.

Лучше прочих я пел, и сверкал тоже ярче - я,
Ради малого лишь одобрения Твоего,
Ярый дух, в хоре звездном - особая сверхзвезда,
Все пути освещал я небесному кораблю.
И однажды - вне времени и не поймешь, когда -
Я Тебе рассказал, как же сильно Тебя люблю.
Как любви Твоей искры горстями ловить я рад,
Сделать лучшее - лучшим, живое - еще живей!

А другие - они не достойны любви Твоей,
Или если достойны - то меньше меня стократ.

В бесконечном потоке - планеты одной овал,
Океаны воды, океаны людских огней.
Невозможно представить, как я Тебя ревновал
К этой маленькой кучке праха, что был на ней.

В черном космосе стылом, летя между звезд и льдин,
Черной ревностью колкой звенел мой последний стих.
Я сказал, что уйду, и что буду сверкать один,
Если Ты не желаешь любить меня больше них.
И гордыней тягучей веками обременен,
Сам себе я палач, непокоен, невыносим,
И, когтями скребя ткань материи и времен,
Слышу эхо Твое, и дышу, задыхаясь им:
Это то, что вовек не достанется одному,
То, что делит ничто на воду и суши твердь.

Ты сказал, я однажды вырасту и пойму.

И наверное, в эту секунду исчезнет смерть.

Рождество

Если только представить, хотя бы на пять минут,
Что его изобьют плетями, потом распнут,
В этот маленький лоб вопьются шипы, как жала -
Зарыдаешь. Подумаешь - лучше бы не рожала,
Чем смотреть, как по пыльному дереву кровь течёт,
Чем давить изнутри в небо рвущийся хриплый вой.

Но пока Он тебе улыбается, все не в счёт,
И ладошками - целыми - палец хватает твой.

Засыпай, моё сердце, на ложе из пряных трав,
Вырастай, мое солнышко,

Смертию смерть поправ.