Кирилл, 46 - 25 января 2013 10:47

Раннее субботнее утро выдалось настолько ранним, что напоминало сраный понедельник. Разлепив в утренних сумерках глаза под звон назойливого будильника, я сказал задуманной рыбалке нуивонахуй и провалился в недосмотренный сон. Снилась учительница русского языка, почему-то одетая медсестрой, с торчащими, как Гималаи, сиськами, которые превращалась то в отдельную пизду во весь экран, то в такую же огромную фрагментальную жопу, вдруг сказавшую голосом дяди Гоши:
- Далбайоп, ты ж приманку на раков привезти должен! Или я своим хуем буду их ловить?
Резонно возразив, что на свой старый хер он уже даже триппер не поймает, я проснулся и начал собирать стандартный набор рыбака-любителя. Дядя Гоша, в основном, был страстным любителем водочки и стандартно рыбачил на базаре после обильных возлияний, не в масть покупая то камбалу, то соленую селедку, то мороженого хека и потом восхищенно пиздел, как он его прикармливал, тащил и подсекал не разбиравшейся в «настоящей» рыбалке жене. Посему торопливые сборы прошли в соответствии с жизнерадостным принципом - «поменьше всякой хуйни, побольше водки». Из «хуйни» пришлось взять трехлитровую бутыль с приманкой, а остальное место в горном рюкзаке заняли водка с пивом. Рачницы же имелись на даче у запасливого алкоголика, куда я, в общем-то, и устремился. Навьюченный, как ебанутый альпинист, у которого вместо канатов и карабинов в рюкзаке звенели бутылки, я приковылял на автобусную остановку, где уже кучковалось человек сто дачников, собирающихся влезть в один тощий Икарус.
Ровно в 6.00, на рассвете, без объявления войны закаленная в боях за ливерную колбасу в советских очередях орда пенсионеров начала штурм. Расталкивая друг друга колючими старческими локтями, саженцами и инвалидными колясками любители свежего воздуха и бесплатного проезда, вереща и матерясь, метр за метром захватывали сидячие места. Я по наивности тоже хотел ехать сидя, но был остановлен щупленькой старушкой, которая молча уебала меня по спиняре здоровой сумкой с какими-то блять кирпичами, и заняла последнее свободное место. Чудесным образом, всего за полминуты, автобус запрессовался, как банка со шпротами. Мы поехали.

Надо заметить, что утренние бабушки даже по отдельности пахнут не очень, а при такой их плотности на один квадратный сантиметр законопаченного, как ковчег, автобуса воняли и вовсе неприлично. Слушая аканья глухой бабки, которая общалась со всеми вокруг и все время переспрашивала, я корчился, но терпел, обливаясь потом в спертом пенсионерами воздухе. Где-то через час такой приятной езды я услышал похожий на тихий выстрел звук, и по автобусу пополз жуткий запах какой-то дохлятины. Дачники нервно заёрзали и потягивали носами остатки испорченного воздуха. Подумав, что сдетонировала попавшая в тепло моя банка с рыбьими потрохами и говяжьими костями, неделю настоявшаяся перед этим на балконе, я тоже стал шмыгать носом и недоуменно кривиться, будто ища источник заражения. Воняло так, что казалось, если эта аппетитная смесь попадет в лиман, раки сами вылезут и попросят их сварить. Через пять минут в автобусе началась легкая паника, и особо чувствительный дедушка возле меня начал крениться на бок. Водитель остановился, начались поиски.
Когда группа активистов, обнюхивая багаж, дошла до меня, я поспешил указать им на сумки глухой бабки и заявил, что видел, как она покупала какую-то тухлятину на остановке. Водитель вынес три сумки нихуя непонимающей старухи, а я на языке жестов громко объяснил ей, что она чуть не проехала свою остановку, и уселся на освободившееся место. Лепеча слова благодарности, бабка вылезла из автобуса, не доехав до своей станции километров десять, а когда огляделась, последний, обдав её клубами грязного дыма, уже скрылся из виду. Мне стало стыдно.

• 
• 
•