Цезарь, 41 - 16 июля 2012 20:36

Ничего не обнаружив, Семенов пригорюнился. Обшарил все свои нычки, даже заглянул под кровать, но, кроме пустой тары из под тройного одеколона и паленой водки, ничего не нашел. Хотя нет, нашел альбом, дембельский. Бездумно его перелистывая, Семенов вдруг поймал себя на мысли, что смотрел на ушастого, смешного паренька на фотокарточках, как на чужого, хотя в глубине души осознавал, что это он, только в молодости. Даже в другой жизни, если угодно. Фотографии были черно белыми, немного выцветшими, Семенов уже позабыл имена и фамилии своих сослуживцев. Он вдруг отчетливо вспомнил, что его, именно его, звали Санькой. Звали все — друзья, родные, мама… А теперь он не Санька. Он безликий Семенов, живущий в однокомнатной квартире в переферийном Бирюлево, у которого нет денег даже на паленую чекушку. О том, что нет денег на хлеб, Семенов не думал. Он давно научился давить аппетит на корню и перебиваться случайными перекусами — то ли кто из друзей кусок пирожка подкинет, то ли сердобольная соседка, разбитная Зинка, покормит. Зинка просто так не кормила, обязательно просила посмотреть то телевизор, то розетку, то миксер… Когда-то, давно, на столько давно, что будто и никогда, Семенов был одаренным студентом математического факультета, отлично разбирался в технике и в электричестве… Но это было давно и думать об этом Семенову было не приятно хотя иногда, в пьяном угаре, он принимался доказывать собутыльникам их ничтожность, хватая при этом их за грудки, и доказывая, что те даже ни одной книги в своей жизни не прочли. В редкие моменты протрезвления, Семенов понимал, что в сущности, прочтение книг — это так неважно… Вот он в своей жизни всю Ленинскую библиотеку перелопатил, и что? Сидит сейчас, точно так же как они, дети детдомов и просто неудавшиеся личности, и занюхивает редкий чистый спирт засаленным рукавом пиджака…

Семенов не знал, сколько времени, единственные в доме часы с кукушкой он давно выменял в соседнем районе на пять бутылок водки «Рябинушка». Но Семенов чувствовал, что скоро должна была прийти Танька, надо было что-то делать. Семенов раскинул все еще живыми мозгами и снова вспомнил фразу из своего сумбурного сна — «Женщины любят победителей». То есть, если он, Семенов, не найдет сегодня выпивки, Танька покрутит носом и пойдет либо к Валерке на третий, либо к Михе в соседний двор, и так там и останется, а Семенову было невыносимо одиноко, одиноко до слез, причем не пьяных, как обычно, а до самых наитрезвейших слез. Семенову было страшно.

Отливая в темно оранжевый от нечистот унитаз, Семенов задумчиво смотрел на себя в грязное, отбитое на уголках зеркало. Всклокоченная пакля непонятного цвета на голове, впалые, но при этом опухшие щеки и заплывшие глаза… Семенов невнятно провел трясущейся рукой по щеке — щетина была не густой, хотя он не мог припомнить, когда брился в последний раз. Надев на худое, сгорбленное тело залоснившийся от носки пиджак, Семенов вышел.